— Обизянка не обижаться, — улыбнулся Тулуш. — Кто так называется, тот сам так обзывается…

— Ну и замечательно, — всплеснула широко и размашисто руками бывшая актриса, будто на сцене. — Так что вы хотели, товарищи?

— Ирина Тимофеевна, мы по поводу Матвея Исааковича хотели побеседовать. Появились некоторые вопросы.

— Конечно, проходите, — вдова глянула на меня с женским интересом и добавила: — Такой молодой, а уже старший инспектор?

— Куда нам можно присесть? — мягко проигнорировал я комплимент.

— Проходите в зал, сейчас я чай принесу.

Я хотел отказаться, но Тулуш закивал:

— Чай — хорошо…

Действительно, как это я забыл.

Вдова тем временем быстро принесла вазу с печеньем и конфетами, мармелад, зефир и щербет. Такого изобилия сладостей я давненько не видел.

— Матвеюшка любил сладкое, — уловив мой немой вопрос, вздохнула актриса и даже пустила слезинку. — Диабет у него был, а он не мог себя не баловать. Говорил: «Ира, ну зачем тогда жить на свете, если во всём себя ущемлять?». Вот и пожил… Вот и нет его…

Снова вздох, в руках женщины появился кружевной платочек с вышивкой. Какие-то инициалы. Мне показалось, что «КИТ», но это не точно.

Я даже вздрогнул и нахмурился.

Нет… Скорее всего, показалось… У актрис, хоть и бывших, наверное, принято платочками вышитыми пользоваться. А я таких в своей жизни видел немного. Второй только. Вот и мерещится всякое.

— Извините за прямоту, но позвольте спросить… Вы как относились к мужу?

— Что значит — как, молодой человек? Я его любила… Ах… Как я его любила… Ах, мой Матвеюшка, ангел бескрылый…

— Однако я вижу, к вам потянулись ухажеры? Почти сразу после похорон… Еще раз извините, но у нас работа такая — задавать неудобные вопросы…

Я старался делать голос помягче, мол, хоть и неудобно, а не из любопытства спрашиваю.

— Этот, которого вы видели? — фыркнула вдова. — Я вас умоляю… Да он давно за мной увивается… Нет, не его поля ягодка, не его. Пусть морошку щиплет. И вообще, молодой человек, как вы могли подумать, что я, похоронив мужа, завлекаю толпу ухажеров? Я, между прочим, в нервном стрессе нахожусь по сию минуту. И у меня мигрень на почве развилась!

Актриса подняла палец вверх, будто мигрень — это какая-то высшая награда и даётся не каждому.

— А кто это был? — продолжал допытываться я. — Ну… Тот который вам розы принес?

— Да так, никто… Лешка Черепанов. Физрук в школе.

— Поэтому он сказал, что исключит вашего сына из секции? Насколько я знаю, у нас все секции детские — государственные. Он не вправе так поступать…

— Там особенная секция. «Каратэ» называется… Слышали? Его инициатива полностью. Конечно, формально он ведет бесплатно, но родители вносят мзду. Причем немаленькую. И директор школы там замазан. Тоже с этого барыш имеет и глаза закрывает. А нам, родителям, что? Лишь бы каратэ это велось как надо, по-настоящему, как в Китае.

— Каратэ из Японии.

— Да хоть из Вьетнама, — всхлипнула актрисулька (я даже не понимал, когда всерьез у неё грусть-тоска, а когда по-театральному она это делает). — Теперь мой Паша туда ходить не будет, исключили его… Какой же мерзкий этот Черепанов…

Вдова взяла с подоконника пачку сигарет «Родопи». Я думал она закурит, но женщина поморщилась и закинула сигареты в дальний шкафчик.

— А как он с вашим супругом общался? Черепанов этот?

— А никак… На секцию я ребенка возила, вот и запал на меня недоумок.

— Почему недоумок? Вы женщина видная, вот и попался мужчина на ваши чары.

— Ой, скажете тоже, — вдова зарделась (по-настоящему или нет, не знаю). — Всё одно он не пара мне… Вот вы видели его правую руку?

— А что не так с рукой?

— Она у него после ранения чуть усохла. Но он все одно ей старается выполнять работу — писать, ложку держать, что там еще правши делают?

— Ого, — будо восхитился я. — Откуда вы узнали такие подробности его личной жизни, Ирина Тимофеевна?

— Просто Ира, — улыбнулась в ответ женщина. — А что касается подробностей, так Лёшка мне все уши про себя прожужжал. Мне кажется, я знаю про него даже слишком много, мне этого совсем не надо.

— А вообще давно вы с ним знакомы?

— Еще со студенчества. Он в институте на меня глаз положил, учился, правда, старше на четыре курса. Так и до сих пор не успокоится. Вот ведь как бывает… — актриса мечтательно закатила глаза, явно довольная собой.

Такой долгоиграющий поклонник, ещё бы. Восьмое чудо света.

— Ясно… А Чудинова вы знаете? Его ваш муж на работу не так давно взял.

— Чудинова? — переспросила вдова.

— Степан, ранее судим. Давний друг вашего супруга, как выяснилось.

— Не припоминаю таких… У Матвея столько друзей было — никакой памяти не хватит… Он же душа любой компании.

Я выпрямился, завершая разговор.

— Спасибо вам большое за беседу, вы нам очень помогли, Ира… Какой замечательный у вас платочек. Ой, что там? Вышивка? Как интересно… И что значат эти буквы?

На самом деле буквы я не разглядел, но сделал вид, что увидел их и это не просто вензелёчки.

— Это мои инициалы в девичестве, — с некоторой гордостью ответила вдова. — Котова Ирина Тимофеевна.

Женщина развернула платок, на котором красовалась вышивка.

Холодок пробежался по моему затылку, ведь это была аббревиатура: «КИТ».

Глава 19

— Котова Ирина Тимофеевна, — снова повторила хозяйка, глядя на вышивку. — Вот такая у меня странность была — платочки именные, это по молодости. Сама вышивала… Сама себе и дарила… Скажете, дурочка? Эх, было времечко…

Она вздохнула, будто давно ушедшая молодость была дороже совсем недавно ушедшего супруга.

— Интересная особенность у вас была, — я сдержался, чтобы не завалить ее кучей вопросов и не давить раньше времени. — А вы кому-нибудь дарили свой платок? Ну… с инициалами? Может быть, как символ?

Я махнул рукой в прихожую, как бы подразумевая недавнего ухажёра.

— Ох! Что вы! — улыбнулась женщина. — Как принцесса рыцарю? Сейчас не те времена. Мужчины разучились лазать в окна к любимой женщине и петь серенады. Обмельчали мужчины… Нет, не дарила…

— Что ж, понимаю. А что вы скажете про это? — я достал из кармана фотографию, которую сделал по моей просьбе Загоруйко. — Это ваш платок на снимке? Как видите, там вышито: КИТ. И стежок, мне кажется, очень похож… Посмотрите внимательнее, пожалуйста…

— Ой! И правда мой платочек… Но… — вдова растерянно прикрыла рукой рот, совсем как ребенок, когда врет. — Но я правда никому не дарила… У меня он один остался. Ну, может, два. Или три… А что это на нем? Кровь? Ой… Что случилось? Почему линейка рядом с ним? Это что? Снимок с места преступления? — зачастила она. — Я в кино такие линейки видела особенные.

— Да, вы правы, Ирина Тимофеевна. Масштабная линейка. И этот платок обронил подозреваемый в особо тяжком преступлении… И у меня в связи с этим к вам вопросы.

Я специально переводил взгляд с фото на неё саму, чтобы она прочувствовала момент.

— Господи! Как такое может быть? Или… Постойте… Вы намекаете на меня? Вы хотите сказать, что это я обронила? На месте преступления? Вы что такое говорите?

И хотя она очень много ахала, охала и восклицала, сидела она по-прежнему очень ровно — в общем, не похоже было, что её захватывают эмоции или что она сейчас расчувствуется и в обморок упадёт.

— Ирина Тимофеевна, нет, конечно… Вы просто должны нам помочь докопаться до истины. Мы вас не подозреваем, — заверил я.

Правда, тут же задумался, засомневался в своих словах и вслух продолжил:

— Хотя, знаете ли… У убийцы ведь вполне женская рука. Ну, то есть — нетвердая. Скажите, пожалуйста, Ирина Тимофеевна, — я постучал пальцем по подбородку в задумчивости и выдал вопрос: — А где вы были в прошлый четверг и… и в день убийства вашего мужа тоже?

— Что за вопросы, молодой человек? — возмутилась вдова, обиженно тряхнув спадающими на лоб локонами. — Я не обязана перед вами отчитываться, я порядочная женщина, я…