— Правда нашел?
— Правда…
Я снова взял Мухтара за поводок, и минут через двадцать очередного марш-броска мы уперлись в реку. Видимо, снова вышли к основному руслу или к протоке. Вот незадача… Я пожалел, что не взял с собой карту местности, никак не рассчитывал, что так далеко зайдем.
— А теперь куда? — поскуливал рыжий.
Я остановился и прислушался. Где-то скребет землеройка. Или как там такие зверушки называются? Не знаю, я не ботаник, не разбираюсь в зоологии.
— Слышишь? — спросил я Петьку.
— Что?
— Скребся кто-то?
— Не-а… Может, зверушка или птичка?
— Скорее всего, — кивнул я.
Мы стали кричать Женьку. Я сложил руки рупором, а Петька верещал погромче меня. Я шикнул ему, чтобы он иногда помалкивал — надо послушать. Но тишина в ответ, лишь листочки шелестят да эта настырная землеройка скребется. А след, похоже, опять пропал. Потому как возле реки утром выпала обильная роса, могла его забить запросто. Снова надо обследовать территорию, тщательно искать продолжение цепочки следов. Фух… Вымотался… Но останавливаться нельзя.
— Гав! Гав! — Мухтар потянул куда-то вбок.
Уверенно потянул.
— След нашел? — радостно воскликнул Петька.
Но пес не водил носом и не принюхивался, а просто тащил куда-то в рощицу.
— Не похоже… — с сомнением покачал я головой.
Мухтар повел нас в березняк. Звук «землеройки» усилился. И не землеройка это вовсе, теперь явственно слышно, кто-то шуршит землей. У Мухтара слух получше моего, поэтому он безошибочно определил нужное направление. И вот мы стоим на краю ловчей ямы. Наверное, от браконьеров осталась, старая и поросшая бурьяном. А на дне — грязный, как черт, но счастливый подросток. Руки по локоть в земле, он пытался выбраться, но припадал на одну ногу, прихрамывал. Вот почему не смог.
— Женька! Дурак ты этакий! — радостно заорал рыжий. — А ты чего не откликаешься⁈ Мы тебя кричим, кричим!
— Охрип я, — еле слышно прошептал пионер, размазывая кулаком на грязном лице слезы счастья. — Еще и ногу подвернул…
Мы вытащили парнишку из ямы, скинув ему поводок. Он обмотал его вокруг пояса. Выбрался — весь исцарапанный, помятый, но радостный. Рыжий его обнял.
— Прости, — бормотал он. — Не было кикиморы, это мы разыграли.
— Прибью! — насупился было Женька, но видя, что рыжий вытирает глаза, проговорил: — Не думал, Петька, что ты плакать умеешь.
— За тебя испугался, — признался рыжий и вдруг разрыдался.
Всхлипывал, ойкал, согнулся даже пополам. Больше не смог сдерживаться и корчить из себя «правильного» пацана.
И ребята крепко пожали друг другу руки.
— Забирай складник за так, — заявил Гребешков. — Я же обещал тебе.
— Спасибо, — выдохнул Петька. — Но я тебе альбом подарю… Там только две марки гашеные, остальные без чернил…
На том и побратались, а вот злоключения наши не кончились. Женька растянул голеностоп, когда брякнулся в яму ночью, и не мог идти, только прыгал. Напоминал теперь оловянного солдатика. С одной ногой, но стойкий и неунывающий, несмотря на такие ночные приключения. А я подумал, что советские дети — особая порода подростков, не испорченная благами современной цивилизации. Игры на стройке в шпионов и разведчиков закаляли характер, не то что современные онлайн-игрушки. Я вдруг вспомнил себя в их возрасте, таким же был… Мы играли с огнем, палками, железками, ножичками, самодельными дротиками, луками и рогатками. Взрывали карбид, бомбочки из магния, испытывали пугачи. Прыгали с идущих поездов, цеплялись за автобусы зимой. Родители этого не знали, а у нас было волшебное спасительное средство — подорожник. Он лечил всё — от ожогов до порезов. До сих пор непонятно, как мы благополучно доживали до взрослого состояния.
Женька спасен, но теперь возникла другая проблема. Он с одной ногой, а я с одной рукой. И это значит только одно — я его на себе не утащу через лес. Петька один из нас троих здоровый, но не Геракл, мал еще… Нужно вызвать помощь, чтобы эвакуировать Гребешкова.
Оставить их здесь с Петькой, а самому двинуть в лагерь за помощью? Идея так себе, уж очень мы далеко от всех поисковых групп. Опасаюсь их в глуши одних оставлять, ведь не смогут же на месте сидеть.
Тогда я придумал кое что получше.
Глава 7
Я вернулся к речке. На берегу нашел два подходящих камня и принялся швырять, стараясь одним попасть в другой. Не с первого раза, но получилось — один камень раскололся надвое и поблёскивал теперь острой гранью. Я подобрал его и вернулся к яме. Снял с березы кусок бересты, велел его держать пацанам и здоровой рукой нацарапал записку на податливом материале. Совсем как в старину.
Свернул послание в трубочку, вытащил шнурок из ботинка и привязал получившийся свиток к ошейнику Мухтара. Теперь самое главное — чтобы пес понял, что пойдет с важным донесением, но без меня.
— Домой! Иди! Где дом? — скомандовал я, направляя его не домой в ГОВД, а в обратный путь. Должен сообразить, что путь домой лежит через палаточный лагерь.
Мухтар было рванул, но, пробежав десяток метров, обернулся на меня и замер, навострив уши. Призывно гавкнул, мол, что встал, беги за мной, хозяин!
— Нет, — показал я жестами. — Ты один… Приведи людей. Не понял? Кулебякин, ядрена сивуха который! Крикливый такой! Любит из окна кабинета орать, помнишь? В погребе ты его еще нашел. Домой! Ну!
И Мухтар понял. Говорят, у овчарок интеллект ребенка — правда это или нет, никто доподлинно не знает, но мой пёс точно умом не обделен. Нырнул в чащу и скрылся.
Что ж… Без обузы в виде поводка и людей он доберется быстро. Оставалось ждать. Можно и передохнуть, а то рука разнылась.
Помощь пришла через три часа. Ресурсов не пожалели — прибыло отделение солдатиков с носилками и с моим псом. И к позднему вечеру мы все были в лагере.
— Женя! — вскрикнула какая-то заплаканная женщина и кинулась к спасенному.
— Мама! — пацаненок слез с носилок и поскакал к ней на одной ноге; на второй красовалась тугая повязка.
К ним подскочил еще мужчина, явно отец пионера. Он покраснел и тоже прослезился. После радостного воссоединения парнишку увели к машине скорой помощи, что дежурила здесь, а отец подошел ко мне.
Это был мужчина средних лет в туфлях и костюме — не самой лучшей одежде для леса. Туфли его запылились, а брюки собрали тьму колючек.
— Спасибо, спасибо вам, — тряс он мою руку, будто хотел выдернуть.
Спасибо, за гипс не взялся — в его состоянии всё было возможно.
— Это наша работа, — кивнул я.
— Не скажите… Вы на больничном, и все же откликнулись. Я ваш должник. Меня Семен зовут. Семен Афанасьевич. Но для вас просто Семен…
— Александр.
— Я знаю. Если что-то нужно будет, обращайтесь. Вот мой рабочий и домашний телефон.
Он протянул простенькую визитку. Сейчас редко у кого вообще водятся визитки, а у Гребешкова-старшего были. Я мельком прочитал, что он какой-то там главный инженер, сунул в карман на автомате, поблагодарил, не собираясь придавать значение его словам насчет «обращайтесь». Не за плюшки же я спас пионера.
— Вы не представляете, что вы для нас сделали, — инженер трясущимися руками закурил, предложив и мне.
Но я отказался, а про себя отметил, что сигаретки-то недешевые. Не простой инженер.
— Вы лучше Жене сильно дорогие вещи не покупайте, — посоветовал я. — На него сверстники косо смотрят, думают, что выпендривается.
Но тот махнул рукой.
— Да это не я… Это дядька его баловал. А теперь его нет… У нас недавно в семье произошло горе. Ух, навалилось разом. А тут еще Женька, шельмец, пропал…
Рука отца сжалась, будто схватила ремень, но, сделав затяжку, он разжал пальцы. Я стоял и слушал — сейчас для него выговориться было лучше всего.
— Что случилось?
— Брат мой погиб… Родной дядька Женьки… Они друг в друге души не чаяли…
— Сочувствую…
— И убийцу до сих пор не нашли, представляете? Вот если бы в области работали такие сотрудники, как вы, уверен, что этот гад уже был бы за решеткой.