— А можна я фурашка надеть, и так ходить? Фурашка есть. Красивый фурашка…

Я поморщился:

— У вас что там, в райотделе, как попало ходили? Смешивали гражданскую и форменную одежду?

— Зачем смешивали, форма бесплатно давали, все в форма ходили, и поверх свитер, когда холодна…

— Еще унты и лыжи, — подытожил я.

— Унты не давать, валенки давать. Валенки хорошо.

М-да… Ну чего я с него хочу? Если у них вся милиция кто в чем ходила. Ладно… Привыкнет. Надеюсь, когда будет в форме — у окружающих к нему поменьше вопросов будет.

Разобрав текущие дела, я решил наведаться сегодня к вдове Миля. Поспрашивать про давнюю дружбу ее мужа и подозреваемого. Тулуша брать с собой не хотел, но он сам навязался. Ну, как навязался? Так вышло… Салчак сказал, что будет помогать разбирать бумаги в кабинете, так как без дела не привык.

Но пару документов он умудрился порвать, а один потерять. Гужевой и Прошкин умоляюще на меня глянули, и я все понял. Нельзя Тулуша допускать ни к каким бумагам, пусть лучше со мной болтается, преступления на земле раскрывает.

На том и порешили. Коля и Ваня возятся с бумагами и подбивают дела оперативного учета, пишут в них недостающие справки и отвечают на поручения следователей, которые накопились бюрократическим грузом по глухим темнухам. А мы с батыром идем раскрывать убийство Миля.

Я взял жигуль нашего розыска. За руль мне не хотелось, думал поразмышлять в дороге. Поэтому посадил за баранку новенького. Он же начальника возил, значит, должен уметь.

Тулуш несказанно обрадовался, что ему доверили машину. Сел за руль и некоторое время его гладил.

— Хорошая, хорошая машина, — приговаривал он.

— Да поехали уже, заводи, — проворчал я. — Первый раз, что ли, за рулем?

— Первый раз, что ли… — эхом повторил он.

— Шевели колготками. Поехали.

Парень завел двигатель, выжал сцепление, переключил передачу — и жигуль, дернувшись, захлебнулся.

Бывает, подумал я. Отвык батыр от коня… Вторая попытка, и снова жигуль «сдох».

— Ездить разучился? — вскинул я бровь.

— Счас, счас, Саныча… — заверил Тулуш, а я уже напрягся.

В этот раз он даванул на газ сильнее. Гораздо сильнее, и машина дернулась вперед, как раненный стрелой медведь. С рыком и резко.

Руль Тулуш вывернул, но почему-то не в ту сторону, в которую нужно. Машина крутанулась, и тут на дорогу перед нами выскочил телеграфный столб. Он кинулся прямо на нас, норовя разбить жигуль в хлам.

— Тормози! Бл*дь! — выкрикну я, но Тулуш почему-то нажал на педаль газа, а не тормоза.

И столб побежал к нам еще быстрее. Я мгновенно принял решение и, чуть подскочив на сиденьи, молниеносно просунул ногу к водительскому месту и топнул по педали тормоза.

Скрип, пыль, дым. Смешалось все. И кони, и люди…

Бах! Удар все же был. Столб нас догнал. Но не так сильно ударил — если б я не успел надавить на тормоз, нас бы на этот столб прилично намотало.

— Твою мать! Солонца кусок! — орал я так, что Тулуш втянул голову в плечи, отчего стал похож на окуклившуюся гусеницу. — Ты чего творишь? Ты же сказал, что возил, что умеешь!

— Я не уметь на жигуля, — виновато улыбался Тулуш.

— Чего?.. ты… ты же начальника возил!

— Возил, — кивал Салчак. — Конь возил, трактор возил… Жигуля не возил. Не пройдет у нас жигуля. Дорога нет.

— Таежные пассатижи! Откуда ты такой взялся?

Я вылез из машины, чтобы осмотреть повреждения, а со стороны крыльца ГОВД уже слышался вопль Кулебякина.

— Моро-озов!!!

Глава 18

Я оглянулся — Кулебякин мчал к нам на всех парах. Этакий локомотив в погонах, только китель на ветру развевается. Тулуш снова втянул голову в плечи, а я принял удар на себя.

— Ты что? Ты машину угробил? Да нам новую ни в жизнь не дадут! Я эту-то два года выхаживал, умасливал их там. Да мы на ней и десяти лет не отъездили. Да у нее пробега в тысячах меньше, чем моей прабабке лет было! Что же ты, Морозов, наделал? Не бережешь казенное имущество…

— Петр Петрович, — я обошел оперскую «копейку» спереди и присел на корточки. — Идите, гляньте! Все не так страшно, как с вашей прабабкой! Бампер подправим, подкрасим. И будет как… — хотел сказать: «новенькая». Но передумал, ведь колымага уже дано не новая.

— И вообще… — продолжал я. — Повреждения эти на ходовые качества никак не влияют. Зря вы так распереживались, Петр Петрович…

Кулебякин оббежал жигули, уперся взглядом в погнутый бампер, осмотрел все тщательно и скрупулезно и выдохнул:

— Ф-ух! Ядрёна сивуха! Жив автомобиль, жив! Я уж думал, опять в главк объяснение строчить надобно. Опять Петя крайний…

— Какое объяснение? Почему «опять»? — уточнил я.

— Неважно, — отмахнулся Кулебякин. — Слушай приказ… Бампер выправить и покрасить. Естественно, за твой счет, Морозов. У нас такие расходы не заложены. Это надо через служебную проверку оформлять ДТП на служебном транспорте. Сам понимаешь, опять прославимся, опять Зарыбинск мелькать будет в сводке, в разделе — происшествия по личному составу. Ни мне, ни тебе, Морозов, такие приключения и слава не нужны. Так?

— Согласен, Петр Петрович, сделаем за наш счет.

— За чей это — за наш? — прищурился Кулебякин.

— Ну-у… С Тулушем скинемся…

— А при чем тут этот убогий, простихоспади? — прошептал мне на ухо шеф, поглядывая на новенького, который с невинной рожей стоял в сторонке и пинал камушки. — У него даже прав нет… Он, что ли, за рулем был? Морозов… Только не говори, что ты его за руль посадил… Вот не говори мне сейчас!

Он опять схватился за лысину.

— Да я и не говорю, — улыбнулся я. — За рулем был я, Петр Петрович. Вон и Баночкин подтвердит. Да, Миха?

Я кивнул подошедшему к нам дежурному.

— Что подтвердить? — спросил он.

— Скажи «да».

— Да, — покорно кивнул Михаил.

— Вот видите, Петр Петрович, так что не беспокойтесь, машину починим, Тулуша за руль пускать не будем. И не пускали, кстати…

— Ладно, — хмыкнул Кулебякин. — Только не затягивайте с ремонтом. Негоже на помятом авто милиции по городу разъезжать. Мы органы, а органы — это лицо, ядрён пистон! Ясно?

— Так точно, товарищ майор! — хором отрапортовали мы с Михой.

Шеф довольно крякнул, удовлетворенно приосанился, ловя на себе взгляды любопытствующих прохожих. Те оглядывались с немым вопросом — это какому-такому большому начальнику так лихо рапортуют? А-а… — и отводили взгляд — мол, это же нашему местному начальнику милиции.

Кулебякин покивал прохожим, а потом перевел взгляд на Тулуша:

— А этот чего стоит и лыбится, как в мозги клюнутый?

— Не освоился еще… Адаптация, Петр Петрович, — пояснил я за подчиненного.

— Чего?

— Я говорю, акклиматизация.

— А-а… Не привык к нашему лету? Ну так там у них в Каракумах похлеще сейчас.

— Салчак из Сибири.

— А я что сказал, Морозов? Сахара сказал? Я что, по-твоему, Сибирь не знаю где? В общем, так — работай с ним. Пусть учится говорить: «Так точно, товарищ майор». А то перед прохожими стыдно… Все ясно?

— Так точна, твищ мьёр! — скороговоркой отчеканили снова мы с Михой враз.

Я по уставу, а он на всякий случай, так как знал, что, чем более лихо ответишь и быстрее согласишься с начальником, тем быстрее он отвянет.

Кулебякин поправил усы, одернул китель и с чувством выполненного долга чинно зашагал к зданию ГОВД.

— Чего это он так распереживался из-за машины? — спросил я у Баночкина. — Объяснение какое-то хотел писать…

— Да был случай лет пять назад, до тебя, — хохотнул в кулак дежурный. — Петр Петрович подшофе перепутал скорости и включил заднюю. И утопил машину в реке на рыбалке. Служебную… Вот с тех пор ему главк и припоминает, тычет, так сказать, каждый казус с транспортом. И «Волгу» ему служебную дали, только после поимки Пистонова. Как отличившемуся. А так, пять лет без машины начальствовал.

— Ясно, — беззвучно хохотнул я и повернулся к новичку: — Тулуш, а ты чего молчал? Когда шеф спрашивал… Не умеешь говорить «Так точно»?